случаях остро полемическими. Они били главным образом по идеологии либеральной буржуазии. В них было много “кадетоедства”, что и понятно, поскольку кадеты были главной партией, которая стремилась и могла влиять на рабочих, на трудящихся, на демократическую интеллигенцию с целью отвлечения их от революционного пути. Неизменно полемические удары Ленина были направлены также против ликвидаторов и их либеральной рабочей политики. Им не было покоя от Ленина»[53].

Нельзя, однако, не заметить, что отношения Ленина с редколлегией «Правды» складывались непросто. Меня, воспитываемого на священном уважении к ленинским текстам, приводили в оторопь рассказы деда о том, что ответственному секретарю и редакторам «Правды» частенько доводилось править статьи Ленина или вообще не ставить их в номер. Как подсчитали потом дотошные историки, редколлегия «Правды» в 1912–1914 годах опубликовала 284 ленинские работы и 47 — отвергла. Причин тому был несколько. Первая — цензурная. Ленин не всегда принимал во внимание, что можно, а что нельзя писать в открытой печати. Вторая — учет аудитории газеты. Ленинские статьи, особенно излагавшие детали теоретических разборок внутри РСДРП, рабочие порой просто не могли понять. Третья — конъюнктурная, материал быстро устаревал.

Ленину самодеятельность редакции «Правды» была не по душе, что очевидно из его тогдашней переписки со Скрябиным. «Вы пишете, и в качестве секретаря, очевидно, от имени редакции, — что “редакция принципиально считает вполне приемлемой мою статью вплоть до отношения к ликвидаторам”, - возмущался Ленин. — Если так, отчего же “Правда” упорно, систематически вычеркивает и из моих статей, и из статей других коллег упоминания о ликвидаторах?? <… > Не имею ни малейшей склонности к “заподозриваниям”; вы знаете по опыту, что и к цензурным вашим правкам отношусь я с громадным терпением. Но коренной вопрос требует прямого ответа»[54]. В другом письме Ленина звучит буквально вопль отчаяния разочарованного и обманутого автора: «Я могу согласиться лишь на (1) удаление подзаголовка и (2) минимальные цензурные (только!!) исправления в трех-четырех местах, исправления отдельных слов, никак не более. Ежели и тогда нельзя будет поместить ни в “Правде”, ни в “Невской Звезде” (выходила вместо «Звезды». — В. Н.), верните статью, она мне нужна»[55].

Секретарь редакции в долгу не оставался. Он отвечал, что редколлегия в Петербурге лучше, чем ЦК в Галиции знает запросы читателей-пролетариев, а слишком многие статьи Ленина с критикой кадетов и ликвидаторов представляют из себя «монотонное чтиво»[56]. Конечно, вождь вождем, но что публиковать в газете и в каком виде, лучше было видно из прокуренных редакторских комнат в Петербурге. Сильно возмущало Ленина и отсутствие гонораров. Ленину платили по три копейки за строчку, меньше, чем другим авторам, пользовавшимся особой популярностью у читателей. Так, Демьян Бедный, с народным юмором писавший свои рассказы и стихи, получал 25 копеек за строку, да и то сбежал в журнал «Современный мир», где обещали 50.

Ленин был сильно недоволен, настаивал на реорганизации редколлегии и изгнании из нее «примиренцев». В августе 1912 года он командировал в Петербург свою подругу и соратницу Инессу Арманд, которая провела специальное заседание редакции с членами Северного областного бюро с целью искоренения скверны в «Правде». Хотя в официальной советской «Истории КПСС» и написано, что после приезда Арманд и прошедшего совещания «позиция “Правды” стала выправляться»[57], никакой немедленной реорганизации не последовало, и никто не был уволен. Только 1 ноября «секретарь Мих…» («Михайлов», так подписывал свои письма Скрябин) информировал Ленина: «Внутри редакции, как вам, вероятно, известно, произошли некоторые перемены в желательном для вас смысле. В общем, нет коренных перемен, произошло некоторое пополнение редакции, а также некоторая перетасовка, а, может быть, и более правильное распределение функций редакции, выпуска и непосредственно “редакция статей”»[58]. А Ленин продолжит баталии с правдистами.

Возникали проблемы и с другими лидерами РСДРП. Большой скандал затеял Троцкий, который в своей венской «Правде» обвинил большевиков в беспардонном присвоении названия его газеты и клеймил «ленинский кружок, воплощение фракционной реакции и раскольнического своеволия»[59]. Крайне неприязненное отношение к Троцкому у правдистов, включая Молотова, понятно. А письма Троцкого в редакцию они сберегли — в 1920-е годы те сильно пригодятся.

Работа редактором и очеркистом «Правды» в качестве первого литературного опыта наложила неизгладимый отпечаток на стиль письма Молотова, характер его аргументации. Михаил Смиртюков, много десятилетий проработавший управляющим делами Совмина СССР, подмечал, что «привычка править и сокращать любой текст, попадавший к нему на стол, осталась у Молотова навсегда»[60]. Он выработал стиль партийно-очерковый, неброский, где не было места для цветистых фраз.

Приобретенной в «Звезде» специализации — стачечное движение — и прежним своим псевдонимам Скрябин в «Правде» не изменял. Опять ему слово: «Вот вваливается рабочий с постройки на Лиговке, держа в руках огромные, криво ободранные куски обоев, на которых карандашные большие каракули описывают требования забастовавших рабочих на стройке.

— Товарищ, помести, чтобы завтра в “Правде” все наши прочитали.

Нельзя не поместить — вести со стачечного фронта и притом с нового, как будто бы далекого участка. Вот опять трое рабочих металлистов “Сименса и Гальске”, где уже два месяца тянется стачка, за которой смотрит и которую поддерживает весь питерский пролетариат…

— Завтра в газету нужно, — говорят они твердо.

— Ладно, товарищи, будет сделано»[61].

В институте на втором курсе студент Скрябин записался на курсы современной истории, теории политэкономии, товароведения, гражданского права, общей теории государственного права, госправа западноевропейских держав и экономической географии. Но с того времени лекции он почти не посещал, хотя продолжал появляться для сдачи экзаменов.

Осенью 1912 года внимание «правдистов» переключилось на выборы депутатов в Государственную думу. Выступления баллотировавшегося в столице Бадаева, как и успешно выигравшего выборы в Москве Малиновского, готовили лично вновь бежавший из ссылки Сталин и занимавшиеся этим издалека Ленин и Зиновьев. Для организации избирательной деятельности был восстановлен Петербургский комитет (ПК) большевиков. Начальник охранного отделения в Санкт-Петербурге полковник фон Котен «путем агентуры и наружного наблюдения» определил «руководящий коллектив фракции большевиков-ленинцев, именующий себя Петербургским Комитетом», в котором под номером два после бывшего члена Государственной думы Николая Гурьянова-Полетаева (в наблюдении «Тупой») значился студент-политехник Вячеслав Михайлов Скрябин (в наблюдении «Паленый»)[62]. По агентурным сведениям, «Скрябин — социал-демократ-большевик, исполнял поручения Ленина, с каковым он находился в переписке, вел партийную работу в Выборгском районе, принимал участие в создании социал-демократического кружка среди служащих Николаевской железной дороги, состоял членом социал-демократической фракции студентов-политехников, секретарем рабочей газеты “Правда”»[63].

Накануне открытия IV Государственной думы ожидались беспорядки, и в ночь на 14 ноября группа активных членов ПК была